fbpx

«Как только диктатура денег о себе громко заявила, – всё, реальное творчество кончилось» – интервью с Артемием Троицким

Воспоминания о 90-х – тренд последних нескольких лет. Для беседы об основных культурных феноменах последнего десятилетия XX века музыкальный критик Артемий Троицкий пригласил журналистов The Reminder к себе в гости и объяснил, почему о том времени не стоит жалеть.

мужчина на диване

Многие герои 90-х жалуются, что не понимают происходящее в современной культуре. Вы понимаете современную культуру?

Мировосприятие 90-х и сегодняшних реалий сильно различается, потому что все эмоциональное восприятие мира стало совсем иным. В частности, многие мои прогнозы по поводу культурной жизни не сбылись.

Например?..

Сегодняшнее время любят сравнивать с «брежневским застоем». Однако первая половина 80-х годов сопровождалась очень серьезными культурными взрывами. Был дефицит всего, война в Афганистане, конец диссидентства и в то же время – могучее подполье, активная художественная и музыкальная жизнь. Сегодня все стало намного мельче. Нет нового Александра Башлачева или Ильи Кабакова, а есть непонятно что. Я неоднократно предсказывал, что в этом болоте неизбежно возникнет «культурная реакция» и случится мощный взлет подпольного, не обязательно протестного, но, по крайней мере, антиофициального искусства и культуры. А этого взрыва, к сожалению, нет.

Чем это можно объяснить?

Самыми разными вещами. Но я считаю, это следствие эмиграции. Те, кому тут скучно живется, просто отсюда валят, особенно художники. Из моих знакомых в этой сфере за границу уехали примерно три четверти, из моих любимых писателей тоже уехали очень многие.

Пишут при этом на русском языке и очень часто про Россию…

Да, это так. И не все из художников успешно интегрировались в западный арт-мир. Но зато они там себя чувствуют хорошо и в безопасности.

Есть ли сегодня культурные феномены?

Единственная культурная сфера, которая процветает в России в последние годы – непонятно почему, – это театр. В 90-е годы его не было вообще как жанра. Но появилась «могучая кучка» интересных людей: Константин Богомолов, Кирилл Серебренников, Театр.dоc с «Практикой», разумеется. И в театр стало модно ходить. Это такой единичный культурный феномен. Большой бугор среди болота.

Может быть, отсутствие новых культурных феноменов и привело к такой дикой ностальгии по 90-м?

У меня нет ностальгии по тем временам. При том что с карьерной точки зрения это были пиковые для меня годы: много проектов, начальственные должности на телевидении, публичная популярность, журнал Playboy. Но за всем этим стояло слишком мало по-настоящему качественной субстанции. В 90-е навредили деньги и рынок. Я считаю себя «восьмидесятником», это мои модельные годы. Тогда рынок сожрал качество, и на музыке это отразилось в первую очередь. Не было уже никакого Курехина, Цоя и им подобных, по-настоящему могучих, на грани гениальности людей. А был в лучшем случае веселый ироничный постмодерн.

Но тогда была реальная свобода, которую сегодня в наше время трусости и зависимости не найти. Многие ностальгируют и по ней.

В 80-е культура во многом развивалась из-за запретительной политики государства. Поэтому протест набирал такие творческие мощности. Но в 90-е наступила настоящая свобода. Можно было делать все что угодно. Почему же ничего не взошло?

В 90-е Россия была страной настоящей анархии. Это было здорово и очень весело. Но, к сожалению, несмотря на это, родились только фильмы типа «8 с половиной долларов» (режиссер Г.Константинопольский), музыка типа группы «Мумий Тролль» и художества авторства типа Виноградова и Дубосарского. Хотя мне все эти штуки нравятся, я дружу и с художниками, и с Лагутенко. Но в этом нет настоящего масштаба. И это моя основная претензия к 90-м. Начались раскрутки, продюсеры и вся эта коммерция. Как только диктатура денег о себе громко заявила, – всё, реальное творчество кончилось.

В 80-е денег не было совсем. Заработать было невозможно, все работали бескорыстно и выкладывались по полной. Поэтому кумирами становились те, кого никто не раскручивал, но они доставляли передовой части народа то, чего она жаждала. С позиции соотношения таланта и денег в 80-е мы жили в идеальное время.

Давайте тогда назовем самые знаковые события для культуры 80-х…

Сначала это революция подпольного искусства и появление огромного количества лидеров подполья. Витя Цой уже не попсовый панк, а гигант, и Сергей Курехин не хулиган-тусовщик, а реальный гений. Это распространялось и на художественную среду, где появился Тимур Новиков. Огромнейшая магнитофонная индустрия (магнитиздат), которая была даже масштабнее, чем литературный самиздат. Подпольные объединения художников, разные сквоты, а также ap-art – квартирные выставки. Подобным образом потом стали организовываться музыкальные концерты. Частное пространство становится ареной культурной революции. Вскоре к власти приходит Горбачев, и все это быстро легализуется. Поэтому вторая половина 80-х – это то, что уже вырвалось на открытое пространство из подполья, если говорить о музыке и искусстве. В кино была совсем другая история.

А кооперативное движение как прообраз будущего частного предпринимательства 90-х, которое появилось как раз с приходом Горбачева, оказало влияние на культурное развитие?

Я в нем участия не принимал. Сами кооперативы были палкой о двух концах. С одной стороны, они делали жизнь более веселой и разнообразной. Например, кооперативные рестораны сделали доступным этот вид досуга для большей части населения. Наша «фуд-сцена» родилась как раз тогда, а не при хипстерах.

Но кооперативы, конечно же, превратились в тормоз для развития свободного искусства. Как пример, это случилось с электронной музыкой и рейвами. Я помню истоки этого движения и то, как ребята из Петербурга (Иван Салмаксов, Олег Цодиков, «Новые композиторы» и пр.) устраивали первые рейвы в ленинградском планетарии. Потом они в 1991 году организовали знаменитую «Гагарин-пати» уже в Москве. Я в ней тоже участвовал. Все было здорово. Это была совершенно новая сцена, ставшая очень важной. Но во что все это очень быстро выродилось? Тут же возникли мафиозные люди вроде Сергея Лисовского и какие-то непонятные клубы типа Red Zone или «Феллини». Фактически вся эта молодежная рейв-сцена стала «поляной» для мафии, причем я имею в виду настоящих бандитов. И все – движение закончилось. Вместо рейвов стали устраивать мегатанцульки со стриптизом и тоннами кокаина.

Типичная история того времени и причина, по которой я к нему отношусь без пиетета. Да, был кураж, но я видел, как все эти «герои 90-х» пожирали и со страшной силой уничтожали себя. Это, кстати, хорошо чувствуют наши официальные круги, которые 90-е ненавидят, называя их лихими и беспредельными.

Давайте поговорим про рок и его героев. В 1990 году Виктор Цой и группа «Кино» с аншлагом собрали «Лужники». Что же случилось с этим жанром, если сейчас в нише рок-музыки тот же стадион собирает Сергей Шнуров, которого уместнее представить на корпоративе в дорогом ресторане?

Рок-сцена обрушилась на стыке 80-х и 90-х годов по нескольким причинам. Во-первых, она публике надоела. Одно дело – что-то веселое, легкое и танцевальное. Другое – музыка, которая «грузит», как песни «Аквариума» на стихи Гребенщикова или песни «Наутилуса» на стихи Кормильцева. Похожее было за рубежом в начале 70-х годов, когда все эти авангардисты в лице Джими Хендрикса или Моррисона народ достали, а захотелось музыки в стиле «диско», чтобы поплясать и потереться друг о друга задом и передом. У нас случилось то же самое. На смену группам вроде «ДДТ» пришли коллективы «Ласковый май», «Мираж» и прочие.

Во-вторых, рок-сцена потеряла самоидентификацию. Во многом наш подпольный рок был вдохновлен борьбой с косностью, жлобством, лицемерием и прочими «милыми» качествами «совка». А тут – все. С кем бороться? Нет больше ни партии, ни комсомола. КГБ? Тоже нет. Всемогущее в СССР министерство культуры стало какой-то мелкой конторкой. Враг рассеялся, поэтому очень многие застыли в невнятности и непонятности, о чем петь.

Не поняли время?

Да. Элементарно растерялись, да и для публики эти песни перестали быть актуальными. Полковник Васин со своей женой из гребенщиковского «Поезда в огне» уже отъехал в отставку.

Третья причина, что ничего не получилось с заграницей. Очень часто дополнительные импульсы приходят «с другой стороны». Если бы вдруг Гребенщиков, «Звуки Му» или «Браво» с Агузаровой прославились на весь мир или хотя бы просто в Европе, то это «отраженным светом» ударило бы и по нам. Тут, как назло, ничего такого не случилось. Хотя были и многомиллионные большие контракты. Запад как раз очень хотел на «горбимании» продвинуть каких-нибудь «советских звезд», но ничего из этого не вышло.

Все наши музыкальные международные амбиции не осуществились, все проекты провалились. Вне привычного «советского» контекста наши рок-звезды оказались слишком экзотичны.

А как же группа «Парк Горького»?

Созданная Стасом Наминым на экспорт сама группа была совершенно бездарна. На Западе таких бесчисленное количество, так что она просто затерялась. Кроме того, у нашего рока имеется определенная несовместимость с западным аналогом. Под словами «рок-музыка» у нас и за границей имеют в виду разные вещи. За рубежом она базируется на теме секса, а у нас – на философии и лирике. Оказалось, что западные люди наш рок просто не понимают.

Хорошо. А та же Жанна Агузарова, которая прежде всего певица с уникальным голосовым диапазоном, – почему у нее не получилось?

– Да, у Агузаровой были все возможности, чтобы стать «русской Бьорк». Но в отличие от умной и стервозной исландки Жанна свою карьеру самолично загубила. Все это происходило у меня на глазах. Это уже была проблема ее характера.

мужчина на диване

Что появилось на месте настоящего русского рока в 90-е?

Мне нравится «Мумий Тролль». Это самая правильная и талантливая группа, которая хорошо отражала дух тех годов. Их песню «Утекай» я назову гимном 90-х: «Остались мы на растерзание». Вообще Лагутенко блестящий текстовик, настоящий русский Мик Джаггер, в нем есть секс.

К тому же группа была очень легкой, ироничной, без всей этой древнерусской тоски, которой русский рок славится. Если бы «Мумий Тролль» был на 20 лет моложе, то, возможно, смог бы стать единственной русской группой, сделавшей глобальную карьеру. Хотя и для России 90-х эта группа была идеальной.

Мне нравится Земфира, которую я считаю не только прекрасной певицей, но и великолепной поэтессой. Были изысканные в музыкальном отношении, очень интеллигентные группы вроде «Мегаполиса» и «Ногу Свело!».

В «минус» року 90-х я бы отнес все, что принесло с собой «Наше радио» и его радиоформатный рок, который в народе окрестили «говно-роком». Для меня его олицетворяет группа «Чайф» и вся эта плеяда вроде Чижа, группы «Кукрыниксы» с их русско-народными тоскливо-хороводными интонациями.

Однако, справедливости ради, надо сказать, что «Мумий Тролль» – группа искусственная и импортная. До того, как ее возглавить, Лагутенко жил и работал на хорошей должности в Лондоне.

Ну и что? Тут совершенно другие мотивации. Да, Лагутенко приехал из Лондона и с помощью Леонида Бурлакова сделал модную группу для внутреннего рынка. Но они модно выглядели и играли очень актуальный брит-поп.

При этом все дальнейшие проекты рекорд-лейбла Лагутенко «Утекай рекордс», кроме Земфиры, оказались провальными…

Согласен. Но талантов не так много. 90-е годы не дали такого количества талантливых людей, кроме Лагутенко и Земфиры. В 80-е их количество исчислялось десятком.

Давайте вернемся к теме денег в музыке. В какой момент администраторы стали продюсерами, определяющими репертуар артистов, да и самих артистов? Откуда появились все эти люди? Все-таки Стас Намин, создавший «Парк Горького», сам был музыкантом.

В значительной степени возвышение продюсеров, то есть тех, кто занимался раскруткой артистов, случилось потому, что их требовала новая медийная ситуация. Появилось и очень быстро приобрело влияние музыкальное радио вроде «Европа Плюс» и «М-радио». Чуть позже к ним добавилось и телевидение. Сначала в эфире федеральных каналов стали появляться музыкальные программы, потом открылись «Муз-ТВ» и МТV. Чтобы прославиться на музыкальном поприще тогда, надо было звучать на радио и на музыкальном ТВ. Поэтому вылез целый клан людей-паразитов, которые были посредниками между артистами и электронными медиа. Происходил такой круговорот. Сначала небольшой капитал артиста или его продюсера вкладывался в запись радиосингла или сьемку клипа. Потом все это исключительно по блату или за взятки разносилось по радио или ТВ. Артист становился популярным и начинал собирать «коммерческий урожай» – ездить на гастроли, давать концерты.

Может быть, все дело в том, что новым электронным медиа не хватало контента – тех самых радиосинглов и хоть каких-нибудь отечественных видеоклипов?

Скорее, денег для удовлетворения аппетитов своих владельцев. Поэтому была построена такая безотказно работающая коррупционная схема: «взятка–концерт–взятка». Практически как у Маркса: «деньги–товар–деньги».

А о каких культурных феноменах того времени, которые не прижились, вы сейчас сожалеете?

Во-первых, в 90-е годы были предпосылки и даже первые результаты, чтобы у нас появилась качественная поп-музыка, не «попса», но при этом и не рок. Наталья Ветлицкая, Алена Свиридова, до некоторой степени даже Агутин и Варум, группа «Моральный кодекс» и другие играли вполне качественную поп-музыку на западном уровне. Например, Свиридова писала себе песни не хуже, чем Энни Леннокс. Бурно развиваясь в начале 90-х, к середине десятилетия это направление достигло пика и постепенно сошло на нет, остановившись на уровне фонограммной попсы. Какие-то из этих артистов просто исчезли или эмигрировали, как Ветлицкая, а кто-то решил относиться к делу попроще, став исполнять вместо осмысленной поп-музыки совсем другое.

Можно было бы избежать радиоформатного «говно-рока», если бы радиостанция «Наше радио» как системообразующий элемент проводила бы другую репертуарную политику. К сожалению, радио повело себя крайне прагматично и совершенно сознательно обрубило все более творческие и радикальные концы нашего рока, оставив этот говнистый мейнстрим. В результате рок-артисты стали писать песни под радиоформат, что, естественно, ни к чему хорошему не привело.

А шоу-бизнес у нас появился? Или все остановилось на уровне «коррумпированного подполья», когда за счет доступа к электронным медиа или концертным площадкам можно было хорошо зарабатывать, не думая больше ни о чем?

Появился, но при этом совершенно несовместимый с мировым. Тут у России, к сожалению, возник свой особый путь. Когда я рассказывал западным профессионалам, как у нас на этом поприще зарабатываются деньги, те просто отказывались верить. На Западе стержнем отрасли в то время была звукозапись. Деньги в основном зарабатывались на продаже кассет и пластинок. Концертная деятельность была менее важной. Гастроли и туры существовали для того, чтобы раскручивать пластинки.

У нас все было совершенно наоборот. 99% прибыли приносили концерты, большая часть которых приходилась на корпоративы, почти отсутствующие на Западе как жанр.

Индустрия звукозаписи была отдана на откуп «пиратам» с их забитыми кассетами ларьками, они сами решали, что выпускать. Поэтому самой выгодной для артистов формой заработка стали концерты. По мере того как у нас богатели бизнесмены, частные выступления вытеснили публичные – билетные концерты стало просто невыгодно организовывать. Помимо корпоративов были сборные выступления на стадионах и во дворцах спорта, где каждый из 20 выступавших пел по одной-две песни. Из-за этого у артистов не было своего репертуара.

Что это значит?

Приведу очень характерный пример. Был такой популярный певец Женя Белоусов, кумир всех девушек. Однажды я столкнулся с ним за кулисами одного из дворцов спорта и спросил, на каком из его альбомов есть песня «Девчонка-девчоночка», которая мне очень нравилась. Он наивно, по-мальчишески ответил: «А у меня нет альбомов». Выяснилось, что у него в репертуаре всего шесть песен, которые он поет на сборных концертах и корпоративах! Минимум расходов – максимум прибыли. Он тогда уже несколько лет находился в зените славы, но материала не хватало даже на один альбом.

Музыкальные редакторы на радио и ТВ часто демонстрируют хороший вкус, сознательно отделяя себя от аудитории своих же медиа…

Это всегда так было. Обе категории искреннее презирали «быдло». Хотя с музыкальными поп-продюсерами я не общался, а с сотрудниками ТВ и радио контактировал очень много. Если их спросить о «музыке для себя», то они выдают красивейший джентльменский набор от Джона Колтрейна и Генделя до Тома Вейтса и Бьорк. У всех изысканный вкус и широкая эрудиция. При этом они совершенно сознательно скармливали народу дерьмо. Я с этим явлением всегда боролся, когда работал начальником музыкального вещания сначала на канале «Россия» (1991–1994 гг.), а потом на НТВ (1994–1996 гг.). Но один в поле не воин. Даже находясь на таких постах, я ничего не мог сделать. Когда ко мне приходили продюсеры и совали конверты за своих подопечных, я их посылал на фиг. А потом видел их артистов в эфире своих родных каналов. Мне потом объяснили, в чем тут дело. Когда они упирались в меня, то просто поднимались «этажом выше», к начальникам канала, замам руководства и договаривались уже там, правда, по двойной цене. Из-за этого я, в общем, и ушел с канала «Россия», поняв, что мое начальственное положение там в этих условиях совершенно анекдотично.

При этом желтая пресса в России почему-то не прижилась. А из светской хроники есть только выхолощенный журнал Tatler и несколько интернет-порталов. Почему при такой культивации низменных вкусов эти жанры оказались невостребованными?

Честно говоря, я не знаю тему желтой прессы в России и тем более светской жизни, но думаю, что это связано с тем, что круг персонажей для полноценной светской хроники у нас слишком узок. Это примерно так же, как русская поп-музыка или русские актеры. Их очень мало. В Америке или Европе их сотни, если не тысячи. А у нас имеется набор из 20 артистов и 15 киноактеров. И все крутится вокруг них.

Сегодня русский рэп – это новый рок?

Смотря с какой стороны посмотреть. Если говорить о его внешних проявлениях, это совсем не русский рок. Рэперы по-другому звучат, одеваются, у них совершенно другой язык. Если говорить о степени их вовлеченности в реальную жизнь, в том числе и социально-политическую, то тогда – да, они продолжают ту же линию, что была у русского рока.

Давайте поговорим о вашей работе в журнале Playboy, где вы были первым главным редактором. Вам предлагали взятки за обложку «девушки Playboy»?

Я отсек эту возможность, позиционируя себя как человека все-таки обеспеченного и снобствующего. Поначалу, конечно, предлагали, а потом перестали, поняв, что бесполезно. Хотя суммы доходили даже до 50 тысяч долларов. Я приглашал разных известных девушек вне зависимости от их музыкальных способностей. Были и Наталья Штурм, и Наташа Королева. У меня не получилось снять topless только двух известных девушек – Кристину Орбакайте и Лайму Вайкуле. Причем Вайкуле была теоретически согласна, но она поставила условие, которое я не мог выполнить. Попросила иностранного фотографа мирового класса вроде Хельмута Ньютона. Я сказал: «Извини, дорогая, но заплатить Жан-Батисту Мондино мы не можем себе позволить». А все остальные у меня снимались.

Сейчас те первые версии западных глянцевых журналов 90-х выглядят более настоящими, чем реальная жизнь сегодня…

Тогда это все было в новинку, и в глянцевую индустрию шли те, у кого были творческие, а не только денежные амбиции. Делать глянцевую прессу того времени было настоящем приключением. Потом этих энтузиастов, меня в том числе, из этой индустрии просто «вымыло». Когда я начал заниматься журналом Playboy, то думал, что главная сложность будет в том, как пронырнуть между цензурой и потребностями массового читателя. Желания были понятны: народ требовал больше секса. А цензура, конечно, требовала, чтобы все было приличненько.

Чья цензура?

Госкомитет по печати и так далее. У нас был отдельный случай, все-таки эротическое издание. Для журнала Cosmopolitan цензуры, разумеется, не было. Но я подружился с чиновниками из комитета и договорился с ними о «квоте», что в каждом номере журнала Playboy будет не больше 20 фотографий голых девушек. Это их уже успокоило. Они могли рапортовать выше, что с нравственностью все в порядке, они контролируют ситуацию. Но вскоре оказалось, что чиновники и народные массы – это не главный враг журнала.

А кто?

Рекламодатели, которые, с одной стороны, помогают журналу существовать, потому что платят деньги за рекламу, но с другой – диктуют свои условия. И с этими чертовыми рекламодателями у меня отношения никак не складывались. Я не был готов выполнять их пожелания. Постоянно случались конфликты вроде: «Как вы посмели разместить голую девушку рядом с рекламой нашего автомобиля? Мы позиционируем машину как семейную». Они хотели, чтобы в журнале был один сплошной product placement, а большую часть занимали мужская мода, спорт и автомобили. Мне все это было совершенно неинтересно. К моде я отношусь спокойно, спорт ненавижу, а машины – это просто средство передвижения. Мне хотелось давать больше интервью, аналитических материалов о культуре и искусстве. Спустя пять лет после запуска Playboy, устав бороться с рекламодателями, я просто ушел с поста главного редактора и остался на должности редактора-основателя.

Помимо Playboy были еще Penthouse и XXL, которые закрылись. Почему у мужского глянца в России такая нелегкая судьба?

Я не знаю, давно отошел от журнальной истории, а мужской глянец листал, наверное, лет 10 назад. Единственное исключение – русский журнал Esquire, потому что я там изредка печатаюсь. На мой взгляд, у нас не задалось с мужскими журналами, потому что русские женщины любят становиться лучше и учиться новому, им небезразлична сама идея самосовершенствования. А русские мужчины в массе своей считают, что они уже очень круты и учиться им нечему. Такой психологический тип. Поэтому судьба мужского глянца в России изначально была обречена.

Откуда могут прийти новые культурные герои? Где у нас осталось «белое пятно»?

Там, где идет речь о социально озабоченной молодежи. В этом году на поверхность выплеснулась вся эта митингующая школота, рэп-баттлы с острыми социальными текстами. И пустота начала затягиваться, что меня очень радует. Потому что более беспонтовой молодежи, чем была у нас в «нулевые», я вообще не видел. Сытые, аморфные люди. Главный вопрос в жизни: «Кто пойдет за «Клинским»?» Хуже этого ничего нет.

Фото: Ксения Заботина


Комментарии