«Сегодня артист далеко не всегда представляет из себя музыкальную ценность» – интервью с Ильей Легостаевым
Программа «Акулы пера» стала одним из первых ток-шоу в стране. Кстати, слово «ток-шоу» от talk show, по воспоминаниям Александра Любимова, придумал Иван Демидов. Он же, как пишет пресса, придумал и эту передачу. А кто ее делал?
У нас был очень небольшой коллектив. Я как ведущий, режиссер, редактор, которая занималась в основном работой с журналистами – участниками программы, и продюсер, с которым мы планировали тематику беседы. За день-два до съемок мы встречались с журналистами, обсуждали гостей и примерно понимали, у кого к кому какие могут быть вопросы. Из этого у меня в голове создавалась приблизительная картинка. Прописанного сценария у программы не было ни разу. Более того, я никогда не воспринимал эту историю как основную – это было более высокооплачиваемое, но все же хобби (я работал в штате «Московского комсомольца» в музыкальном отделе «Звуковой дорожки») – и никогда не считал себя профессиональным ТВ-ведущим. Просто время выбрало нас – тогда ценились именно индивидуальности, эра продюсерского ТВ еще не настала, а роль ведущего программы была больше связана с журналистикой. Сейчас это исключительно актерская задача.
С кем из гостей программы не получилось?
Мы хотели видеть абсолютно всех, просто не все сразу соглашались или графики не совпадали. Не получилось с Аллой Пугачевой, например. «Мумий Тролль» были чудовищно загружены. Не успели пригласить до своего закрытия «Танцы Минус» и «Океан Эльзы». Но никаких «черных списков» у нас не было. Выбор героев мы ни с кем не согласовывали. Просто говорили: вот есть такие, и они крутые.
Давайте вспомним те первые съемки, в январе. Вы в своих интервью рассказывали, что из журналистов приехали человек пять, поэтому пришлось позвать в качестве массовки рабочих, которые монтировали декорации. А кто были герои и кто были те журналисты?
Мы записывали в тот день 3 программы. Первая была с Валерием Леонтьевым, вторая с Максом Покровским, а кто был третий – честно, не помню. Из журналистов был Отар Кушанашвили, Алексей Остудин, Андрей Клюкин. Кажется, был Владимир Полупанов и кто-то еще. Сергея Соседова тогда еще точно не было. Все эти журналисты остались до конца выхода передачи в эфир. Попасть на программу не составляло труда, мы были довольно открытой организацией. Кастинга журналистов никогда не было. К нам часто приезжали из регионов, люди, про которых мы ничего не знали.
Отар Кушанашвили в своих интервью говорит, что его появление на программе было пролоббировано Иваном Демидовым…
Да, это правда. Все знали, что есть такой бойкий молодой человек, но тогда появление экспрессивных людей, как он, на ТВ, конечно, не должно было быть сюрпризом. Все-таки эксцентриков надо было утвердить, чтобы все понимали, что будет происходить. Журналисты развлекательного жанра впервые получили свои 40 минут в прайм-тайм. Да, никто им не рассказывал, что нужно говорить, но все хотели знать, кто будут эти люди.
Вы его как-то модерировали? Например, его вопросы, которые он по пять минут задавал?
Мы ничего с ним не делали вообще. Да, мы общались со всем журналистским пулом перед съемками, обсуждали героев, Отар тоже высказывался, как и другие. Поэтому я иногда мог предположить уже на программе, что он спросит, и мог тем самым выравнивать эмоциональный фон беседы. Но в какой форме или в какой тональности он будет задавать свой вопрос, я понятия не имел и никак на это не влиял. Все участники ориентировались на свое чувство прекрасного.
В итоге Отар в своих интервью-воспоминаниях комментирует свой уход из «Акул пера» как связанный с осознанием, что чувство меры все-таки ему изменило и он понял, что просто оскорбляет гостей…
(Оживленно.) Это забавная версия. Как мне показалось, он ушел из программы, потому что ему предложили собственный проект «Партийная зона». К тому же мы понимаем, что было бы неверно, если бы в одном проекте он на первых ролях, а в программе оставался на тех же, что и был…
А были журналисты, которых специально хотелось пригласить на программу в качестве интервьюеров?
Я понимал, что есть уровень мастодонтов вроде Артемия Троицкого, Артура Гаспаряна или Маргариты Пушкиной, которые не совсем к нам, потому что они слишком крутые. А все остальные, кто ниже на поколение, они все у нас были. Быстро сформировался и основной костяк участников – около 10 человек. Вообще тогда про музыку в принципе немного людей писало.
Среди участников программы далеко не все были журналистами. Например, тогдашняя пресс-секретарь концертной компании «Райс-ЛИС’С» Регина Мянник к журналистике явно не относилась…
Да, но она была эффектная девушка, которая за словом в карман не лезла, а для телевидения это очень важно. Поэтому, как говорил нам Иван Демидов, в студии должен быть полный набор умников, хамов, красоток и странненьких. Люди должны увидеть всех. Никакого фейсконтроля не существовало: если человек был явно не ТВ-канонов, но у него горели глаза и он что-то страстно бубнил, то мы его приглашали.
А были табуированные темы? Или, наоборот, когда представители артиста просили что-то подсветить, углубить?
Нет. Мы могли о чем угодно спросить, а герой – отказаться отвечать. К предупреждениям мы не прислушивались. Тогда не было пиар-агентов – не с кем было договариваться. Гости были сами за себя, часто с ними был только их директор. Да, вопросы пиара – это важно. Но сегодня артист далеко не всегда представляет из себя музыкальную ценность, а, скорее, является светской личностью, которая, став хоть сколько-то популярной, пытается заполнить собой все: телевидение, шоу, кино, театр. Любые смежные области. Музыка уже стала не очень интересной.
В какой момент у вас стали заканчиваться герои-музыканты?
Да, рынок был маленький. Пару лет вроде бы артистов хватало. Но уже на третий год стало ясно, что надо звать кого-то еще. Так появились режиссеры видеоклипов, имиджмейкеры, концертные директора – все, кто имел отношение к музыкальной индустрии, потому что именно она главная развлекательная индустрия того времени. Кино практически отсутствовало. ТВ только наращивало мощности, но все равно все крутилось вокруг музыки.
Почему программа закрылась?
Ее «слил» экономический кризис 98-го года. Производилась на стороне, и, когда стало понятно, что доходы от рекламы не могут покрыть ее производство, на канале от нее сразу отказались. В итоге «Акулы» существовали ровно четыре года.
Известно, что само производство стоило довольно дешево – декорации были минимальны, журналисты не получили никаких денег за участие, зарплата была только у штатных сотрудников программы. Сейчас по такому же малобюджетному принципу «Акул пера» работают видеоблогеры, самый успешный из которых – Юрий Дудь. Что думаете об этом ренессансе жанра интервью с известным человеком?
Это не то чтобы в моем вкусе, я видел несколько выпусков, но это здорово сделано. Дудь готов к беседе, и, что очень важно, герой готов отвечать на эти вопросы, понимая, что будет показано то, что он скажет, в отличие от «большого телевидения», где будет показано только то, что сочтет нужным редактор. Поэтому популярность таких программ продиктована непопулярностью «большого телевидения», которое существует по очень жестким продюсерским лекалам и не всегда учитывает здравый смысл.
Как считаете, почему в стране не получилось музыкальной журналистики? Вот журнал про российскую светскую жизнь есть, про ТВ – есть, а про музыку – нет.
После того, как любой получил возможность делать в Сети свою собственную стенгазету и возможность самому печатать свои музыкальные рецензии, все сразу стали критиками, и никому не интересно читать мнения других. Конечно, до сих пор есть ресурсы, где есть и рецензии, и афиша концертов, и обзоры музыкальных новинок, но это уже скорее контркультура.
Хорошо, но по какой причине, например, нет музыкальных блогеров?
С начала нулевых роль музыки очень снизилась. Если раньше каждое десятилетие несло с собой что-то новое и непохожее на предыдущее – новые имена, пластинки, тенденции, то тут наступила пустота. С нулевых по десятые в музыкальном плане не было практически ни-че-го, что бы жило больше месяца. Я не знаю, с чем это связано, может быть, сама эта тема выработала свой ресурс. Может быть, с тем, что музыкальная индустрия умерла, так как музыка в большинстве своем стала бесплатной. Сейчас ситуация меняется – в музыку вливаются новые силы, люди стали платить за «стриминги». Музыка перестала быть уделом энтузиастов. В индустрию, хотя бы в некоторые жанры, возвращаются профессионалы, как в хип-хопе, который стал альтернативой шоу-бизнесу, не нуждающейся при этом ни в телевидении, ни в радио.
А нет ли ощущения, что просто мы уже ушли в культуре «за горизонт событий», и все новое – это уже ремейк старого?
Мультимедиа, безусловно, сильно поменяли мир. Раньше студия звукозаписи была удовольствием недешевым, поэтому артисты, записывая треки, очень старались, используя эту профессиональную аппаратуру по максимуму. А сейчас, когда студия может быть даже в телефоне, то и стараться можно не очень. Побрякал – и слил это куда-то. Поэтому современная музыка во многом очень рыхлая, недоделанная в плане производства, люди часто не могут лаконично выразить свою мысль, а выпускают такой «поток сознания». Да и у слушателей уже «замылено» ухо. Плюс к тому же есть такое понятие, как емкость рынка. Если Америка и Европа могут прокормить такое количество звезд, то мы, конечно, нет. Мы огромная страна, но все же бедные. Артисты должны как-то существовать – сниматься, выступать и прочее. Для этого нужен потребитель, готовый все это оплатить. Хотя сейчас ситуация стала меняться благодаря последствию беби-бума начала нулевых, тем подросткам, которые готовы платить за музыку и своих артистов.
А что вы сами смотрите как главный редактор ТВ-гида?
ТВ смотрю, да. Мне очень нравится такое «медитативное ТВ» вроде каналов Discovery или Travel, из наших – программы «Мир наизнанку», «Орел и решка» и тому подобное, где люди путешествуют, залезают в пещеры, переделывают машины, в общем, не решают сложных политических задач, а просто живут. Но при этом я смотрю и Познера, и Урганта – у них бывают очень интересные программы.
Но я с интересом наблюдаю за современной молодежью – у меня дочери 15 лет. Молодежь сейчас очень разная, ее уже не причешешь под несколько гребенок, как раньше. Уже не скажешь: «Вот это голос поколения 20 лет». Сейчас оно дробится на столько сегментиков, что у каждого свой голос. Видно, что сейчас культура состоит из таких небольших «групп по интересам».
Вы пришли в журналистику через «МК» и вот уже почти двадцать с лишним лет внутри одной редакции. Не скучно?
Я бы не сказал. Конечно, сейчас для всей печатной прессы времена драматически изменились. Самая сложная цензура – экономическая. Никакие указки из-за кремлевской стены не сравнятся с тем потоком рекламодателей, который просто выметет то, что их не устраивает, и создаст свою медиареальность. Это, конечно, расстраивает, но мы ведь и сами виноваты – дали в свое время торгашам слишком много полномочий, потому что всем хотелось хороших машин, домов и новых коллекций. Последствия этого сейчас и пожинаем.
Хорошо, немного переформулирую. Программа «Акулы пера» сделала вас ТВ-звездой всероссийского масштаба, однако в дальнейшем вы часто говорили, что основная работа все-таки в газете. Не жалеете?
О том, чтобы быть социально значимым человеком? (Смеется.) Нет, не жалею. Я всегда говорил, что работа на телевидении очень нервная, изматывающая, а главное – нестабильная. К тому же она не оставляет возможности быть обычным человеком, выстраивать особым образом свое общение, брать в «свой круг» нужных людей – выкидывать ненужных. А так я могу спокойно ходить по улицам, ездить на общественном транспорте и вести полноценную жизнь, не давя своей излишней значимостью на семью и людей, которые мне дороги. В общем, никаких спецэффектов.
Фото: Игорь Верещагин, Геннадий Авраменко