Клипмейкер Ирина Миронова — о том, как снимать и чувствовать видео в эпоху Instagram

Давайте начнем с самого начала — как вы вошли в профессию? Я прочитала, что после школы вы хотели поступать во ВГИК, но в итоге пошли в другой вуз.

Да, я сходила на собеседование во ВГИК на режиссуру, где мне просто сказали: «Идите поживите пока». Попробовать поступить, конечно, можно было бы. Но тогда было негласное правило не брать сразу после школы, «малышей».

Это правда такая профессия, что научиться ей практически невозможно, а в детском возрасте, наверное, может быть, и опасно. Все же режиссер — это о том, что сам знаешь о жизни и можешь сказать другим.

Жизнь нужно не только представлять — ее нужно уметь «упаковать» средствами художественной выразительности. Это не информирование о чем-то.

А тому, что я не поступила во ВГИК, я даже рада.

Почему?

Потому что я уже тогда понимала, что там происходит. А что там происходит сейчас! Да, это прекрасный вуз с историей, но, по сути, большая часть того, что они дают, — это энциклопедические знания и просто набивание головы фильмами, просмотрами и рассуждениями. Но все это совершенно не нужно, чтобы снимать хорошее кино! Для меня сейчас уже очевидно, что это не база для профессии.

Что же нужно для того, чтобы стать режиссером?

Внутренние потребности, внутренний движок, когда делаешь просто потому, что не можешь не делать; когда делаешь, хотя и не знаешь как. Все именитые режиссеры современности — от Вуди Аллена, Альмодовара, Тарантино и до совсем молодых — все они говорят: «Я не знаю, как я это делаю».

Я открыла школу для режиссеров «По воскресеньям я снимаю кино» и могу рассказать о кадре, о постановке, у меня есть огромный опыт по разным визуализациям, я могу говорить об этом часами, но это не решает самый главный вопрос: почему одни снимают, а другие — нет, хотя им все рассказали.

Единственный плюс, который я вижу в этих учебных заведениях, — это среда, возможность в нее попасть. Лично я училась даже не снимать, а продавать свои работы.

На что вы ориентируетесь в своей работе?

У меня в центре — всегда человек, конкретная личность уже заданная.

Потому что в клипах монетизируется только музыка. Ее можно скачать за деньги с iTunes, а клип сам по себе никакой прибыли не приносит. Поэтому режиссерская задача в этом случае — придумать видеоролик с ролью, чтобы в него поверил артист и смог эту роль сыграть. Плюс надо держать в напряжении зрителя, ему должно быть интересно, что там за история. Песня же не всегда может быть прямо шлягером или хитом. Поэтому мне нужно выдумать такой мир с заданными параметрами, чтобы до зрителя долетело.

Возвращаясь к вашей школе. Чем она отличается?

У меня нет менеджеров, которые бомбардируют потенциальных учеников. Когда я каждый год открываю набор на свой офлайновый десятинедельный курс, то делаю это через свой Instagram и прошу всех написать в личные сообщения краткое эссе о себе и своих ожиданиях от профессии. Чтобы я могла понимать, зачем им ко мне, что я им могу дать. Хотя это не всегда встречает понимание у потенциальных студентов: как же так, я плачу деньги за услугу, а меня еще и выбирают! Однако проблема как раз в том, что чаще всего те, кто хочет заниматься кино, на самом-то деле не знают, чего они хотят.

Кстати, насколько режиссерское образование может быть в принципе образовательной услугой, если вы в самом начале сказали, что этому невозможно научить?

А у меня школа совсем не про это. Все кино — это психология быта и души людей, если мы этот быт знаем, то его легко можно перевести в кино. И из кино — наоборот! — можно многое взять в свою обычную жизнь.

Я беру деньги и даю человеку то, что он хочет, даже если он не знает, что именно ему надо. Мы с этим разбираемся: а нужно ли ему писать сценарии? А нужно ли ему быть режиссером?

Психотерапия через кинообразование…

Абсолютно! Это вообще способ жить через понимание кино. Ваша тема становится вашей, когда вы ее делаете вопреки, а не благодаря.

Если у вас прекрасный свой сценарий — значит, снимайте его сами. Иначе его никто не снимет. Ваше дело становится вашим не когда вас куда-то взяли, а потому что вас никуда не взяли.

Так все же — интересно — киношкол полно, многие сомнительны, но почему на них нет реакции самой индустрии?

А что такое индустрия? Это как раз люди. Если их много, то мы говорим о развитой индустрии, как в Лос-Анджелесе, где я тоже жила и работала. Там много людей, большая концентрация, туда съезжаются киношники со всего света. А что у нас? Вот хорошо Кантемир Балагов появился. А то ведь несколько лет назад вообще была какая-то пустота. Был даже такой момент, когда все мастодонты клипмейкерства — Федя Бондарчук, Сергей Кальварский, Тигран Кеосаян, Филипп Янковский и многие другие — уже начали стесняться клипмейкерства и перестали им заниматься, и я в стране осталась совсем одна — из тех, кто занимался клипами.

Потом уже появились молодые ребята, которые на фотики снимали. Однако любая индустрия должна быть самодостаточной, самопроизводящей системой. Поэтому индустрии как таковой у нас и нет до сих пор.

И кстати, хочу всем желающим через это интервью сказать: если вы хотите снимать кино, снимайте хоть на телефон. Сейчас уникальное время, столько технических возможностей — надо от него брать все, что можно. А техника — дело наживное.

Время-то уникальное. Однако в вашем сегменте — что клипмейкерства, что кино — все же наблюдается застой. Почему так?

Потому что застой — в голове. Надо понимать, что придумать что-то или вообще уметь придумывать — это только 10% успеха. А дальше нужно уметь запустить эту ракету в воздух, чтобы было движение во всей цепочке механизмов.

Люди чаще всего хотят не снимать кино, а сразу оказаться в красивом платье на красной дорожке перед фотографами и желательно еще с призовой статуэткой в руке. Я слышала миллион таких историй. Эта индустрия потому и называется фабрикой грез, что создает иллюзии даже у тех, кто в ней много лет работает.

Меня тоже, наверное, это коснулось, но минимально. Я, может, поэтому и свое кино как полный метр не тороплюсь снимать, а если и сделаю, то только сама, как Вуди Аллен — от начала и до конца. Мне просто очень нравится клипы снимать — нет необходимости их менять на более крупную форму. Я здесь действительно понимаю, что я делаю и зачем. И это большое удовольствие.

Правильно ли я поняла, что сегодня режиссер — это еще и продюсер, который ведет всю историю не только в кадре, но и за кадром?

Да, именно. Мало просто придумать идею и написать грамотный сценарий, дальше надо это осуществить — собрать команду, чтобы все друг с другом совпали по ролям, выстроить сам творческий процесс, подобрать технику и суметь вырулить все это в рамках бюджета. Вот что такое быть режиссером. Поэтому у меня есть четыре ненавистных момента: «мое творчество», «самореализация», «талант» и «во всем виноват маленький бюджет».

Свой первый музыкальный клип вы сняли для начинающей певицы Лизы, подопечной Юрия Айзеншписа, — «Теперь я знаю, как жить». Как он вам, новичку, доверил снимать клип?

Это была хорошая, хитовая песня, молодая певица и очень прогрессивные родители, которые хотели сделать из нее рэп-звезду. Они были молодые, но уже много где успеть пожить — в Лондоне и в Нью-Йорке. Я с ними познакомилась случайно, а к Айзеншпису привели меня они. Он, кстати, был категорически против моей кандидатуры. Но большие клипмейкеры, с которыми уже встречались, отнеслись к этому заказу без большого энтузиазма. Родители оценили мое горячее желание, но и с технической точки зрения я уже была готова снимать. Они понимали, что я не могу не снять, потому что это мой первый ролик.

И утром вы проснулись знаменитой…

Проснулась, в узком круге профессионалов. Юрий Шмильевич носился со мной, знакомил со всеми. У него были правильные ориентиры — он всегда давал понять, нужен ли ему человек, ценен ли он. Он давал мой телефон направо и налево, не требуя себе каких-то отступных.

Плюс, что особенно важно, я все же сняла именно то, что я показывала заказчикам. Артисты, кстати, очень жалуются, что им сначала показывают одно, а на выходе получается совсем другое.

Про первый ролик — понятно. Какой был следующим?

«Уличные псы» Децла. Мой любимый. Клип собрал множество наград, стал «Клипом года» на MTV. Эта песня до сих пор звучит современно.

Кстати, на ваш взгляд, какими были Айзеншпис и Толмацкий как продюсеры?

Это совершенно разные роли, типажи, планеты. Юрий Шмильевич был человек очень скромный, увлеченный своими артистами больше, чем самим собой, всегда подчеркнуто держался на вторых ролях. Саша Толмацкий тогда был молодой, сексапильный, очень увлеченный жизнью, все успехи его сына были его личными успехами, и он к ним так и относился. Думаю, что как раз это и стало причиной такого большого разлада с Кириллом. В создании всего, что связано с сыном, было очень много его энергии.

А кто вас позвал работать генпродюсером на «Муз-ТВ»? Александр Толмацкий? Он все же владел каналом…

Нет, к 2005 году он уже продал канал Игорю Крутому, который меня как раз и позвал — делать ребрендинг. Меня больше всего интересовала возможность запускать свежие форматы. Собственно, первым как раз было новое оформление канала, в котором снялись все действующие звезды в одном кадре, как в «Репетиции оркестра» Феллини, хотя сами артисты очень этому сопротивлялись. Это была совершенно уникальная вещь. Но надо понимать, что сам менеджерский процесс управления каналом — совершенно не моя тема.

Однако есть вещи, которыми я до сих пор горжусь, например, реалити-шоу «Блондинка в шоколаде», когда камера ходит за артистом круглосуточно. Два года мы только искали героя — все отказывались. Первым согласился Сережа Зверев, а потом пришла Ксюша Собчак. Она, кстати, тоже не сразу согласилась. Название мы подбирали уже под нее.

Почему в профессии режиссера так мало женщин? В том же клипмейкерстве как «малой форме»?

Мы живем в стране с очень специфическим климатом, поэтому все наши женщины — впрочем, как и мужчины, — заточены на борьбу с холодом и выживанием, а творческие вещи идут уже потом.

У нас на национальном уровне довольно специфическая выборка арт-сюжетов, мифов и вообще арт-наклонностей, которые у нас, безусловно, есть. Парадоксально, но в каждом русском человеке живет, с одной стороны, сказка и надежда на ее воплощение — в сказку верят, на нее надеются. Но с другой — все живут в реальности, не пуская эту сказку в свой мир. У нас нет той легкости, которая бы подняла с места и дала посмотреть, отбросив все, на ситуацию сверху, улететь туда, куда хочется. Нас всегда придавливает долг, общество, родители, дети.

Таких творческих людей, которые могут подняться над действительностью, вообще мало, а кажется, что мужчин больше, просто потому, что они работают в этой сфере больше.

Давайте поговорим про «клиповое мышление». Психологи бьют тревогу, что современное поколение просто не способно осмыслять и потреблять сложные или длительные текстовые и визуальные формы. Что вы думаете об этом феномене?

Не могут потреблять — значит, и не надо. Все же эволюция происходит не только в физиологии, но и в художественном мире тоже.

Когда ты находишь настоящее искусство, то ты его сразу отличишь, будешь стоять как приклеенный к этой картине, к этому предмету, к этой постановке и смотреть на нее до тех пор, пока не съешь весь запас энергии, исходящей от нее, нужный тебе лично.

И конечно, поменялась скорость восприятия информации. Наши дети сегодня сидят в интернете по три часа в день, через пару лет будут там жить — и это нормально. Потому что мы мутируем и приспосабливаемся. Я не вижу тут плохого или хорошего. Я считаю плохим, когда люди сознательно причиняют друг другу боль. А сколько информации влезает в голову — какая разница? Сколько поместится, столько и войдет.

Хорошо, но почему же, при том что у нас клиповое мышление, самих клипов как художественных произведений больше не стало?

Смотря что считать клипами. С открытием ворот Instagram и всех визуальных соцсетей мы загрузили пространство друг другом до такой степени, что уже всех тошнит, но мы продолжаем это делать, изучая собственные реакции. И эти визуальные потоки увеличиваются. И музыкальные клипы тоже в этом потоке. Просто раньше люди ждали, что им покажут клип по телевидению, а сейчас они сами могут снять такой клип.

Почему наши клипы всегда так сильно отличаются от западных?

Тут очень просто. В нулевых, например, стояла одна простая задача: снимать музыканту такой клип, который может поднять его гонорар как исполнителя. Люди приходят не на артиста, а на образ, на само шоу, на ту энергию, что передает картинка и звук. Клипы тут идут адаптацией общего образа, поэтому сейчас артисты стали, наоборот, просить просто снять, как они поют, то, в чем они хороши изначально, а не в выдуманных сюжетах.

Как считаете, а сами видеоклипы не стали архаикой?

Пока нет, но к ним стали более гибко подходить. Мне очень нравится клип «Би-2» «Пекло», где есть все элементы самого архаичного нашего подхода из нулевых, но он все равно хорош — длинный, много костюмов, грима, декораций.

Но сегодня совсем другие задачи. Если раньше важно было приковать глаза зрителя к ролику, чтобы он его не пропустил во время трансляции по телевизору, то сейчас можно снимать сложные и длинные клипы, потому что их транслируют в интернете, когда человек может в любой момент поставить на паузу, перемотать, вернуться и снова пересмотреть.