fbpx

Сергей Осинягов, инвестбанкир, бывший глава МФК: «В 90-х всем хотелось открывать бизнес и зарабатывать»

Блокчейн, биткоин, криптовалюта, ICO – Россия переживает бум новых инвестиционных технологий, на этот раз в Интернете. О том, как начинался реальный рынок инвестиций и зарождалась финансовая культура 90-х, специально для The Reminder вспомнил финансист и бывший глава МФК, одного из первых инвестиционных банков в России, Сергей Осинягов.

Осинягов Сергей Леонидович

Давайте начнем с 91-го года. После путча в России расцвели коммерческие банки. Были ли у той России, которая появилась в 1991 году, свои финансисты? Или все пришлось строить с нуля, потому что банкиры в Советском Союзе отсутствовали?

Все опытные финансисты прошли через работу в советских загранбанках. В советской России с точки зрения финансистов было пустое поле. Выпускали обычных банковских сотрудников. Виктор Геращенко, перед которым мы все снимаем шляпу как перед суперпрофи и легендарной личностью, – тоже выходец из совзагранбанков, он был «внешний» банкир. В конце 80-х на всю страну насчитывалось от силы человек 15, которые понимали, что такое валютные операции и ценные бумаги. Тоже выходцы из совзагранбанков. Мне самому, когда я стал заместителем председателя Внешторгбанка в 1991 году, исполнилось всего лишь 30 лет! А кого еще тогда брать? Иностранцы в Россию не пришли. Я зарабатывал большие деньги только на том, что просто читал лекции на эти темы по всей стране. Что такое ценная бумага, что такое дивиденды, что такое купон. Популярный был, как Кашпировский. Полные залы собирал.

И где застал вас август 1991 года?

В Сочи, куда я 19-го числа как раз прилетел читать лекцию. Там, в Дагомысе я застал переворот.

И ваша оценка – переворот. Это хорошо или плохо?

Конечно, плохо. Когда 21 августа я заканчивал лекции и стало известно, что путч провалился и победила новая российская демократия, весь зал встал и аплодировал! Поэтому я не поддерживаю все эти ностальгические разговоры по поводу развала СССР. Какая связь может быть между таджиком и эстонцем? Ну какие они братья?

И вот прошел август 1991 года. Наступило новое время возможностей…

Были те, кто, конечно, сразу все эти возможности схватил. Многие пытались заниматься внешней торговлей. Надо просто понимать уровень управленцев, которые вошли в эту «новую Россию». Мне в 93-м, что ли, рассказали историю, больше похожую на анекдот. В начале 90-х предприятиям разрешили иметь свои счета за границей. Директор советского завода приезжает в Цюрих, там его в перерывах между подписанием документов водят по ресторанам и магазинам. В конце поездки, уже в аэропорту, его спрашивают: «Иван Иванович, ну как вам?», на что он отвечает: «Я примерно так себе коммунизм и представлял». Вот такой был уровень.

Зародился новый конфликт: между профессионалами и невеждами, людьми в малиновых пиджаках, у которых стали появляться свои банки…

Это было одновременно и глупо, и очень смешно. Кстати, заметьте, что не было фактически ни одного директора завода, который стал бы его хозяином. Этих «красных директоров», которые смогли удачно приватизировать на себя заводы, очень мало. Фактически всех смела «активная молодежь». Ни Дерипаска, ни Потанин директорами заводов изначально не были.

Комсомольцы?

Конечно.

 

В эти годы все хотели что-то делать. Сейчас уже не лихое время, но что-то никто особо ничего не желает инвестировать и создавать.

 

Давайте все-таки определим, кто же такой банкир 90-х. Какая в то время была финансовая культура?

Какая культура у директоров заводов? Договариваемся о сделках выкупа ценных бумаг с директором завода. Обмениваемся по факсу подписанными договорами с расчетом через несколько дней, а потом он объявляет: бумаги продавать не будет, потому что цена сейчас выше. Но как же, у нас договор заключен! Вот такая была тогда логика ведения дел. До последнего не знаешь, состоится сделка или нет.

После первой сделки я чуть не поседел. Купил ценные бумаги на 10 миллионов долларов у «Нефтехимбанка». Приходит день расчетов. Около двух часов дня мне звонят бывшие коллеги из депозитария Внешторгбанка РФ и говорят: «Сергей Леонидович, в четыре закрываем рабочий день, а нет никаких облигаций». Я звоню владельцу банка, Георгию Жуку, а он то на правлении, то на заседании. Пытаюсь дозвониться до его помощницы (она у меня лекции слушала). Наконец полчетвертого он говорит: мол, не волнуйтесь, инкассаторская машина давно выехала, еще в полдень. Как выехала?! Куда?! Тогда ценные бумаги перевозили в физической форме. И где же эта машина, которая едет от Проспекта Мира до Плющихи с активами на 10 миллионов долларов? Уговорил сотрудниц депозитария ВТБ РФ дождаться – машина приехала в пять вечера.

С другой стороны, многие вещи решались гораздо проще. С моим партнером по банковскому бизнесу Михаилом Прохоровым все вопросы о больших сделках мы обсуждали за обедом. И нам не нужны были при этом никакие посредники.

Сразу понятно, что речь идет о 90-х.

Понимаю вашу иронию. Но первое, что я увидел, когда вошел в дилинг Внешэкономбанка СССР в 1981 году, плакат: «My word is my business». Сказал – должен умереть, но сделать. Вот это была школа Внешэкономбанка. Умение держать слово и отвечать за слова. По телефону сказал? Все, договор. Если не сделал, с тобой больше никто не будет работать. Так что бандиты и прочие ассоциации тут ни при чем. Не надо смешивать глобальный финансовый рынок и все эти дурацкие мемы.

Банковский дилинг – предоставление услуг по купле-продаже иностранной валюты, размещению депозитов, ценных бумаг и золота, проводимых дилерами банка.

И кто еще жил по таким правилам?

Англия, Франция, США, Германия, Швейцария. Короче, все передовые страны.

Я имею в виду в России.

А мы работали только с теми, у кого была репутация. Или со своими, выходцами из прежнего Внешэкономбанка СССР, у которых были правила. Когда я был заместителем председателя правления – главой казначейства в ВТБ РФ в 91–93-х годах, – дилинговый зал состоял полностью из сотрудников Внешэкономбанка СССР. Эдуард Королев, Игорь Анненский, которого я считаю одним из лучших финансистов в России, был сильный отдел по работе с ценными бумагами. Что самое важное, все они прошли бэк-офис (оформление, учет и регистрация сделок. – The Reminder), то есть они проходили путь с самого начала, поэтому знали всю технику. Мы все кризисы поэтому прошли без потерь. Наше слово было важнее, чем документы. Мы его держали. И вот смотрите, уже сколько лет прошло, а свою репутацию как финансист я сберег.

Я знаю, что вы были одним из первых, кто лоббировал, чтобы в России появились торговые терминалы Bloomberg, которые использовали финансисты всего мира.

Было такое. В 1989 году, когда я работал во Внешэкономбанке СССР, к нам приехали представители американского банка Merill Lynch, и мы с ними беседовали на тему покупки и использования их терминалов. Информационная система Reuters прекрасно освещала все новости рынка – как долгового рынка, так и валютного. И по ней можно было совершать сделки на любые суммы, но не было освещения рынка акций. В этом Bloomberg был номер один – там были подробные базы данных со всем необходимым бэкграундом по компаниям и их бумагам. В общем, если торгуешь акциями, без Bloomberg не обойтись. Но потом уже поговорили с их «технарями» и выяснилось: для установки и подключения к сети нужно оптоволокно. Один из наших сотрудников выяснил, что единственное место, где можно подключится к оптоволокну, – это Московский метрополитен. Мы пытались связаться, но никто не ответил: все-таки метро – объект стратегического назначения. Кто первым начал в конце концов использовать их терминалы, я уже не вспомню, но помню, как начинался сам рынок акций в России, потому что я в нем участвовал.

Терминал Bloomberg – это компьютерная информационно-справочная система, объединяющая базы данных статистической финансовой информации и новостей, также позволяет совершать торговые операции на рынке.

И как же?

Наш сотрудник из «МФК–Московских партнеров» был президентом НАУФОР (Национальной ассоциации участников фондового рынка), куда входили все основные игроки (15 компаний. – The Reminder). Это было в 1994–1995 годах. Котировок тогда не было вообще никаких. Помню, была какая-то конференция, и я в своем докладе предложил вывести котировки на компьютер по аналогии с системой Reuters, где все участники торгов могли делать свои ставки и снизить спред (разница между лучшими ценами. – The Reminder). Так летом 1995 года родилась РТС (Российская торговая система, где стали торговать ценными бумагами. – The Reminder).

В 90-х с банкирами по количеству анекдотов соревновались разве что «новые русские» и бандиты. Вы – классический западный банкир, с образованием и опытом. При этом в народном сознании банкир – это как раз мужик в малиновом пиджаке, толстосум, который вынырнул из ниоткуда. Как думаете, почему такие разночтения в образе?

Вы не путайте банкиров и хозяев. Вот если тот же Владимир Гусинский создал «Мост-банк», это не значит, что он был банкир. Он был владелец. А его банком управляли как раз те же выходцы из Внешэкономбанка, например, Джан Замани, Александр Поляков. Кому-то хочется быть хозяином, кто-то был готов рисковать и лезть вперед, а кто-то хотел просто получать хорошую зарплату и быть топ-менеджером, который управляет бизнесом и не берет на себя все эти риски. Не забывайте, что была серьезная криминальная и политическая обстановка. Нужна была смелость.

Иначе говоря, рынок 90-х в том виде, в котором он зарождался, сделали финансисты – наемные работники…

В некотором смысле. Не могу сказать однозначно. Хозяин в банковском бизнесе тоже играл большую роль, он же решал, кого взять на работу управленцем, кто поведет его бизнес.

Это – как в футболе. Вот была провинциальная футбольная команда «Зенит» – вообще ни о чем. Но появился «Газпром», начал покупать западных игроков – и совсем другая команда. В бизнесе, как в спорте: команду собираешь по игрокам. С другой стороны, знаю случаи, когда люди, мало что из себя представляющие как финансисты и трейдеры, активно строили карьеру, продавая себя все дороже и дороже, меняя банки как перчатки. Но первый же кризис все ставит на свои места. И кто будет спасать банк? Хозяин. Его деньги и его связи. Ему же договариваться с другими хозяевами о долгах и прочем.

А что было хорошим тоном в то время: встречаться с партнерами в ресторане или в кабинете?

Партнеры разные бывают. Одному можно сказать: приезжай ко мне. А к другому поедешь ты. Третьего нужно обязательно накормить обедом, а четвертый тебя сам на ужин зовет.

Как расслаблялись те, кто работал с деньгами?

Все ходили в ночные клубы. Но «профильных» каких-то мест – сюда банкиры-финансисты, сюда нефтяники – не было. Ходили компаниями, кто где работал. Вот был Олег Бойко и его «ОЛБИ» или «Микродин» Димы Зеленина. Любили собираться в ресторане «Токио», который был в гостинице «Россия», посидеть за большим столом в 15–20 человек. Люди мало думали о деньгах. Кто-то один мог взять и заплатить за всех. Такое встречалось достаточно часто. Все вообще как-то дружили между собой, часто вместе ездили отдыхать. И плюс было много спорта.

Что интересного в ночных клубах?

Времяпрепровождение и женщины.

На американской Уолл-стрит, как показывают в кино, большую роль в расслаблении от нервных биржевых будней играли наркотики.

Нет. Наркотиков у меня точно не было. Алкоголь – иногда.

Какие еще вредные привычки были?

В трейдинговых залах можно было курить, прямо не отходя от рабочего места. При условии, конечно, что рядом не было женщин.

Много говорят о том, что в 90-е все появлялось из ниоткуда и было много людей из ниоткуда, которые внезапно становились финансистами, бизнесменами, политиками… Как думаете, чем помимо дефицита можно объяснить этот феномен?

Вот сейчас говорят «лихие 90-е». Но на секундочку – нефть в то время стоила 8 (!) долларов за баррель. Экономика рушится, бюджет государства трещит по швам. Но при этом частный рынок цветет, и все почему-то хотят работать. Открывать рестораны, магазины, компании, трейдинговые фирмы. В эти годы все хотели что-то делать. Сейчас уже не лихое время, но что-то никто особо ничего не желает инвестировать и создавать.

Почему тогда стали процветать автобизнес или бизнес риелторский? Да потому, что все были сначала нищие, а потом получили возможность покупать квартиры, дома и машины. И тут же внезапно оказались рядом гениальные риелторы. Это просто волна была.

Сейчас в России мы приходим к осознанному потреблению…

Да, сегодня мы столкнулись с глобальным кризисом ликвидности – и в банках, и в личной жизни, когда у человека есть дом, машина Maybach, но он не может шоферу зарплату заплатить, потому что нет наличных. Я тоже через такое проходил, когда вовремя со мной не расплатились по сделкам, не сдержали слово, но я все свои обязательства выполнил. В конце концов приходишь к тому, что вовсе не обязательно покупать, можно просто снять, взять в аренду.

У вас есть ностальгия по 90-м? Вы жалеете о чем-либо несбывшемся?

Конечно, есть. Я был моложе, прежде всего. А сейчас ясно видишь тот путь, свои ошибки, где можно было поступить по-другому, где можно было избежать конфликтов, которые в итоге тоже стоят денег.

Но и сейчас жизнь кипит.

Мне кажется, искусственно. Взять, к примеру, всех этих амбициозных молодых людей на том же телеканале РБК, которые, думаю, не до конца понимают рынок, но очень много и красиво говорят. Например, когда зазывают обывателей на рынок Forex, который я, профессионал, зная глубину всех рисков, обхожу за километр. У меня чутье на рынок появилось только на двадцатом году своей деятельности. Я пропустил через себя столько аналитики и статистики, что могу цифрам уже не доверять, а верить своей интуиции. Это все, что я могу сказать про российскую инфляцию и экономику в целом сегодня.

Однако именно из бывших активных комсомольцев и разных не всегда несерьезных людей в итоге сформировалась новая олигархическая элита, которую каждый год печатают в списке российского Forbes.

И что? А счастливы ли эти люди? Бизнес сегодня – чемодан без ручки. Это понимаешь, когда беседуешь с людьми.

Фото: Ксения Заботина


Комментарии